Андрей Гапчин: история уничтожения учителя в Бердичеве

Фейсбук удивительное место. Именно тут я нашел удивительную историю о том, как система в Бердичеве размалывает учителя, который хочет быть просто учителем и не вилять задом «на всякий пожарный». История о том, как человек пытается сопротивляться самодурству руководства и сохранить свое достоинство.

Знакомьтесь бердичевляне, это Андрей Гапчин, бердичевлянин, и его история сеяния доброго и вечного в бердичевских школах. Вот его пост о себе, и о той ситуации в которой он оказался. Взято отсюда https://www.facebook.com/agapchin/posts/812384625465164

Начну издалека, потому как те давние события сыграли определенную роль и в новой истории. В 2001 году Виталий Ефимович Колесник стал директором новообразованной еврейской школы-интерната и пригласил меня на место учителя истории, так как знал мои возможности по совместной работе (сидя у себя в каптерке, он имел возможность слушать мои уроки, которые я проводил в кабинете физики). Нужно признать, что по молодости я был еще тем распиздяем, но к качеству моей работы не могли придолбаться даже мои злейшие враги. Оценка же моих профессиональных способностей Виталием Ефимовичем для меня до сих пор важнее всяких там категорий и грамот. К сожалению, его уже давно нет с нами, но многие до сих пор вспоминают, каким Человеком и Учителем он был.

Так вот, поначалу все было как нельзя лучше, но со временем начались небольшие проблемы с зарплатой. Когда же Виталия Ефимовича, который всеми силами пытался их решить, заменили на Полину Львовну, приставать с неудобными вопросами к хозяевам стало некому. Последние годы существования школы, уже без Виталия Ефимовича, и вовсе напоминали дурдом: задержки по зарплате доходили до трех месяцев, учителя-неевреи были переведены на положение людей второго сорта (чего стоят хотя бы заявления типа «вы вообще должны радоваться, что работаете на нас» или «я человек возвышенный и мне плевать на вас и на вашу зарплату»).

В общем, было. Плюс постоянный прессинг со стороны директрисы, чтобы «не мычали». Учителя к тому времени поделились на «согласных работать и стучать даром» и тех, кто помнил лучшие времена. Первые добросовестно лизали, вторые изредка ворчали, но не сильно, как умеют только учителя. Когда же директриса начала на них орать, я, будучи единственным мужиком в коллективе, заступился. Потом – два года конфликта. Внутреннего. Пока директриса не начала прессовать мою жену, работавшую там же. Так как я предупреждал ее о последствиях подобных действий, то дальше зарплату я добивался через прокуратуру, для всех. Забавно было наблюдать за некоторыми особями, которые одновременно радовались полученным деньгам и осуждали меня за способ, которым они их получили. Кстати, денег в школе не хватало только на зарплату учителям и персоналу, на все прочее их было в избытке. Иногда их просто выбрасывали на ветер. Потом хозяева устали платить вовремя зарплату и школу закрыли.

Виновным был объявлен я. Полина Львовна с подругой Полиной Соломоновной не поленились пройтись по школам, гороно и районо и понарассказывать про меня страшные истории. Несмотря на то, что у власти тогда были как бы «помаранчевые», но отстаивать свои права по прежнему считалось страшнейшим из грехов. А если добавить сюда еще и «ужасные подробности» знатной сказочницы Полины Соломоновны, то все было очень плохо. Хотя двух этих барышень я не осуждаю и даже понимаю, – они-то как раз потеряли куда больше остальных… В общем, пять лет меня не брали ни в одну школу, ни в городе, ни в районе. Жене повезло больше, – ее не брали только три года. За это время я успел поработать психологом в тюрьме, пободаться с пенитенциарной системой, уволиться и год посидеть без работы.

В августе 2013 года общие знакомые свели меня с завгороно Адаменко В.В. и я получил декретное место в школе №14 до 30 мая 2014 года. Предварительно Валентина Васильевна при мне позвонила директору школы №15 Ванде Геннадиевне, у которой я и учился, и работал. С тех пор я с Вандой Геннадиевной не здороваюсь: «специалист хороший, но ходил же в прокуратуру». Пообещав завгороно, общим знакомым, жене, матери, сестре и еще кому-то, что двух «революций» в моей жизни хватит и с этого дня, увидев несправедливость, я буду переходить на другую сторону улицы, я с 1 сентября 2013 года приступил к работе.

Приняли меня в школе прохладно, особенно директор Григорцевич О.В., человек, чье самомнение превышало даже внушительный объем его тела. Как потом оказалось, он просто не любит, когда кто-то попадает к нему в школу без его «благословения», да и вообще относится к не входящим в свиту учителям как к «нерадивому быдлу». Завуча, а заодно и мою коллегу Нину Ивановну смущал пятилетний перерыв в моей педагогической деятельности. Для человека, который, как потом выяснилось, слишком серьезно относится к своим обязанностям и тащит на себе всю учебную часть, это, в принципе, нормально. Что касается учеников, то помнил я их еще другими, получше, но тюремный опыт помог переварить сие неприятное открытие. Постепенно я освоился и заслужил хоть какое-то доверие Нины Ивановны. После этого мне оставалось только спокойно выполнять свою работу, ходить на замены и проводить мероприятия. Никуда не лез, ни во что не вникал, просто наблюдал. Потом начался Майдан и школа вообще отошла на второй план.

Хотя именно перед самым майданом у меня возникли первые недоразумения. Завуч по научно-методической Алла Владимировна подарила мне бумажку с приказом гороно о проведении какого-то конкурса ученических работ к 200-летию Шевченка, что-то типа «Т.Г. Шевченко и гражданское общество». Писать за ученика в тех условиях как все классно я посчитал неуместным и забил. Усугубил ситуацию отказом подписываться в уведомлении об обязательном присутствии на митинге-реквиеме в годовщину Голодомора (сказал, что на такие мероприятия ходят не под роспись, а по совести). А потом об этом все забыли, – было уже не до конкурсов. Директор со свитой притихли и стали ждать, чем все закончится, пипл возмущался «зачем все это надо», но в своем кругу, многие учителя искренне переживали и поддерживали (большинство, опять же, в своем кругу, но все же). Мне, как учителю истории молчать не пристало, потому свое мнение высказывал открыто, как и еще ряд учителей. С учениками тоже не молчал, – спрашивали – отвечал, но сам не навязывал. Тяжело было в январе – феврале: лица нормальных людей серели, потом пошли слезы, многим стало не то, что не до уроков – все стало вдруг неважным, все, кроме происходящего в Киеве. Когда бесследно исчез наш «лучший в мире мэр» по совместительству лучший политический индикатор в мире (а исчез он даже раньше, чем побежали первые рыги), я уже знал, что Яныку осталось недолго, в чем убеждал и остальных.

Потом овощ сбежал. Убедившись, что он уже не вернется, директор со свитой нацепили желто-синие ленточки. Потом директор начал рассказывать, какой большой автомат он будет брать в руки по ночам, если придут кацапы (днем, как я понял, он по прежнему видел себя директором), а свита стала вносить коррективы в воспитательные планы. А потом вернулся «лучший в мире мэр», грустный и растерянный, но вернулся.
Я? 23 февраля я сказал коллегам, что это только начало и что самое трудное еще впереди. 26 февраля я сказал им, что будет война. Потом поспорил с куратором на курсах, что на фронт пойдут не те, кто засел в администрациях, а простые мужики, как всегда. И все это время не забывал, что «революции делают романтики, а ее плодами пользуются негодяи». Рассказываю это не для того, чтобы повыпендриваться, а чтобы вы знали, что никаких иллюзий я не питал. Но, когда в августе завметодкабинетом Греченко Н.А., живущая по принципу «чем лучше узнаю учителей, тем больше я люблю бумажки», на семинаре заявила, что мы «пэрэможэмо», это оказалось чересчур даже для меня.

Но, вернемся к школе. Пришло время последнего звонка и меня выбросили на мороз в связи с окончанием контракта. Что интересно, двое моих коллег, пришедшие в одно время со мной и тоже на декретные места, остались работать дальше. Профорг школы Калинкина советовала и мне сходить «попроситься», но я такие вещи не люблю. Возьмут с 1 сентября – и на том спасибо. Претензий ко мне не было, все были мной довольны, наверное, особенно сэкономленными на мне отпускными. Так что, 1 сентября взяли назад. Уже не до последнего звонка, а до выхода основного работника 16 января 2016 года. Но тут кое-что пошло не так… к осени вообще многое изменилось, или вернулось на свои места.

Вот такая история. Нам стало известно, что Андрей Гапчин обратился с письмом к Министру образования и науки Украины. Услышит ли бердичевского учителя министр, покажет время, а расскажем мы.

Звернення
Шановний Сергіє Мироновичу, змушений звернутись до Вас, так як з 1 січня 2015 року я вже навряд чи зможу вирішити своє питання.